Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]
Москва торжественно отмечала возвращение своего космонавта № 2: Герман Титов только что вернулся из полёта. В Кремле Хрущёв устраивал пышный приём. На торжество пригласили и Конева. И неспроста.
Когда официальная часть приёма была преодолена, Хрущёв подошёл к Коневу и заговорил о сложной ситуации, возникшей в Берлине. Начался диалог. Конев понял, что в нём вновь нуждаются. Ещё бы, американскими войсками в Берлине командовал генерал Кларк. Конев с ним был хорошо знаком лично, успешно сотрудничал, находясь в Вене в 46‑м. Другого такого маршала или генерала, на сто процентов соответствующего сложившимся обстоятельствам, у Хрущёва не было. Конева же американцы знали по Эльбе, Вене. Конев у них из–под носа выхватил Прагу. Словом, лучшей кандидатуры не найти.
— Нужно сделать ход конём, — каламбурил Хрущёв.
Конев молчал. Ждал.
— Так что, Иван Степанович, собирайтесь, надо лететь в Берлин.
— Когда нужно ехать? — ответил Конев согласием.
— Как можно быстрее. Либо сегодня вечером, либо завтра утром.
Накануне этого разговора состоялась беседа Хрущёва с Первым секретарем СЕПГ и руководителем ГДР Вальтером Ульбрихтом. Ульбрихт рассказал о тяжёлой обстановке, сложившейся в Берлине, сгустил краски, чтобы подвигнуть Москву к более радикальным действиям на Западе. Ульбрихт хорошо понимал, что именно теперь, когда атмосфера настолько накалена, можно закрыть своим соотечественникам дорогу на Запад. Затем он сообщил о последних разведдонесениях «штази»: в Бонне готовят восстание в ГДР. Хрущёв испугался. Только этого не хватало. Германия — не Венгрия, а Берлин — не Будапешт…
— Надо прекратить эти переходы, — сказал Хрущёв. — Мы даём вам две недели, чтобы подготовиться в политическом и экономическом плане.
— Есть улицы, одна сторона которых относится к ГДР, а другая уходит в Западный Берлин. Мы замуруем ходы, где можно так, по–чёрному перейти, — заверил его Ульбрихт.
Хрущёв кивнул:
— Я вижу, мы правильно понимаем друг друга в этих вопросах.
Решать берлинские вопросы послали старого солдата Конева. Берлин
его помнил хорошо, во всех смыслах. Ещё не все дома, продырявленные его 203‑мм гаубицами Б-4, были отремонтированы.
Конев по–солдатски ответил: «Есть» — и прямо из Кремля уехал на аэродром. Там его ждал личный самолёт Хрущёва.
Перед отъездом позвонил домой и сказал жене, что срочно вылетает в Германию и что за вещами заедет адъютант.
На следующий день Конев встретился с Главнокомандующим сухопутными войсками США в Европе генералом Кларком. Когда Кларк узнал о приезде Конева в Берлин, понял, что перед этим маршалом демонстрировать маневры своих танковых частей бессмысленно. Один раз русские под командованием этого маршала Берлин уже брали…
Переговоры увенчались успехом. Танки, выстроившиеся на Фридрихштрассе, сделали разворот на 180 градусов и ушли в ангары.
Но на этом миссия маршала в Берлине не закончилась. В ночь с 12 на 13 августа 1961 года на линии соприкосновения на берлинских улицах и площадях, рассекая их на две половины, появилась сплошная стена — деревянные щиты с колючей проволокой наверху. В пределах города длина стены составляла 32 километра и 500 метров. Так появилась знаменитая Берлинская стена. Вначале она была деревянно–щитовой. Бетонные блоки появились позже.
Чтобы утром жители Западного Берлина и американские солдаты, обнаружив на улицах деревянно–проволочные заграждения, не снесли их, Конев отдал приказ: 20‑й армии, дислоцированной в окрестностях Берлина, — полная боевая готовность; на линии соприкосновения от стены и в глубину оборону занять в три эшелона. Первый эшелон составляли пограничники ГДР и боевые дружины рабочих, второй — подразделения национальной армии ГДР, третий — части 20‑й армии.
Впоследствии маршал, вспоминая Берлин 61‑го, говорил, что обстановка была настолько накалена, что «если бы кто–нибудь случайно пальнул из пушки, могла бы начаться новая война».
Стену строили добровольцы из боевых рабочих дружин и рабочие из Болгарии.
Конева назначили Главнокомандующим Объединёнными Вооружёнными силами стран–участниц Варшавского договора.
Жил он в служебном особняке в Вюнсдорфе в нескольких километрах от Берлина. Семью к себе не вызывал — опасался. Но потом, когда всё более или менее утихло, к нему приехала жена Антонина Васильевна. Дочь осталась учиться в Москве. Но на зимних каникулах к родителям прилетела и она. Особняк в Вюнсдорфе ожил и наполнился счастьем.
Наталия Ивановна Конева рассказывает:
— Проведённый в Германии год был одним из самых счастливых в семейной жизни родителей. Отец дал мне возможность увидеть и узнать очень многое из того, о чём до этого я читала в книгах, благо в нашей библиотеке их было предостаточно. Начали знакомство с Германией с посещения Дрездена, знаменитой галереи. Кстати сказать, это была единственная совместная поездка с отцом. Он был вечно занят. Но в этот наш к нему приезд ему захотелось ещё раз увидеть шедевры, которые он когда–то спасал. Показать их нам. И вот — дрезденские залы. Картины немецких художников, голландцев. Отец хотел снова увидеть Рафаэля. Похоже, именно поэтому он согласился поехать с нами. В первый раз «Сикстинскую мадонну» он увидел при плохом освещении. Отец долго стоял перед «Мадонной» и сказал: «Какая кротость… И в то же время — какая сила!»
Любопытная деталь. До приезда Конева в Берлин Главнокомандующим был генерал–полковник И. И. Якубовский. В 45‑м он воевал у Конева командиром отдельной танковой бригады, полковником, потом заместителем командира танкового корпуса, генерал–майором. Воевал храбро и умело, за что в 44‑м получил две Золотых Звезды Героя Советского Союза. Приезд маршала Конева и назначение его Главнокомандующим принял болезненно. Вот что вспоминал бывший военный разведчик и сотрудник советской военной администрации в Берлине полковник Ю. В. Басистов: «В Москве решили усилить представительство нашей группы войск, и на должность главкома был направлен маршал Иван Степанович Конев, видный полководец второй мировой войны, один из маршалов Победы, он был бок о бок с Жуковым. Якубовского оставили в группе войск, его сделали первым замом. Генерал Якубовский был очень строг. Горе тому дежурному по штабу, который утром, встречая его, докладывал бы ему: «Товарищ первый заместитель…», надо было по–прежнему: «Товарищ главнокомандующий…»
Год пролетел быстро. Бетонная стена в Берлине и окрестностях окрепла… Её опутали колючей проволокой. Кое–где даже устроили контрольноследовые полосы. Дело было сделано. И Конева отозвали в Москву.
Когда маршал покидал Берлин, генерал Кларк прислал ему личный подарок: настольную зажигалку фирмы «Ронсон» в деревянном корпусе с дарственной надписью. Подарок имел, конечно же, свой подтекст. Во–первых, Конев был страстным курильщиком. Во–вторых, никто из них не бросил спичку, не чиркнул зажигалкой, хотя бензин был уже разлит…
В Москве его ждала «райская группа», общественная работа, военноспортивные игры школьников, походы с молодёжью по местам боевой славы, работа над мемуарами, которую он постоянно откладывал.
Ему было шестьдесят пять. Ещё послужил бы. Но родина больше не призывала.
Глава сорок вторая
МЕМУАРЫ
«Я не писатель, я солдат».
Наталия Ивановна Конева в интервью еженедельнику «Собеседник» в июне 2006 года сказала: «Однажды Симонов предложил ему написать к 20-летию Победы книгу мемуаров. Сначала отец отказался: «Я не писатель, я солдат». Но Симонов был настойчив, предложил надиктовать воспоминания, распечатать текст и сделать правку. В итоге Конев согласился. Мемуары опубликовал «Новый мир» Твардовского, которого он чрезвычайно уважал. Потом мемуары вышли отдельной книгой — «Сорок пятый». Там были и воспоминания о юности…»
С Александром Трифоновичем Твардовским у Конева завязалась дружба. Когда поэт узнал, что маршал, тогда ещё генерал–лейтенант, воевал на его родной Смоленщине, под Ярцевом и Духовщиной, он проникся к нему огромным уважением. А Конев любил «Василия Тёркина» Твардовского. С некоторых пор в его кабинете на даче в Архангельском появилась вышитая шёлком копия с картины Непринцева «Отдых после боя»: боец–весельчак на привале в лесу что–то азартно «заливает» своим боевым товарищам, и те в восторге… Твардовский присылал Коневу свои новые книги. В одной из них, в очередном издании «Книги про бойца», сделал такую надпись: «Прославленному полководцу, национальному герою Родины с признательностью за доброе слово об этой книге». Наталия Ивановна рассказала, что до сих пор в книге лежит закладка, оставленная отцом. Заложил старый артиллерист страницу, где Василий Тёркин размышлял об артиллерии:
